Краткие нибелунгоновости

Я насчитал уже 4 средневековых текста, в которых Дитрих побеждает Зигфрида. 4!!! Причём не знаю, какой вариант больше всего доставляет - "Розенгартен", где Дитрих гоняет Зигфрида по саду и рубит, или "Битерольф и Дитлейб", где в результате поединка Зигфрид оказался весь побитым (поскольку Дитрих наносил ему удары, но пробить роговую шкуру не мог - и в итоге, получается, просто избил мечом...) Последнее особенно хорошо тем, что показывает уровень, с позволения сказать, искусства битвы - ох и дурной же воен был этот Зигфрид.... Сказочный тупой великан, да и только.
Кстати, таковой в средневековой немецкой литературе имеется - великан Зигенот, у которого была роговая кожа и которого ах-ах-подло-коварно-трусливо-вероломно замочил Хильдебранд, прицельно ткнув его в единственное уязвимое место...

@темы: Nibelungen

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Hildebrandslied

Вспомнил, что во время оно писал об этом. Пусть висит и здесь.


Говоря о германском эпосе, нельзя не уделить внимание древнейшему памятнику германской героической поэзии. Таковым является записанная в 9 веке «Песнь о Хильдебранде».
Это единственный дошедший до нас памятник германского эпоса на немецком языке в форме «песни», построенной на принципе аллитерации. Именно так должны были выглядеть и утраченные архаические песни о гибели бургундов, о Дитрихе Бернском и других героях. «Песнь о Хильдебранде» сохранилась в богословской рукописи в Фульде; текст песни неполон – в нём есть лакуны, конец утрачен. Однако даже в таком виде этот осколок древнейшей германской героической поэзии представляет огромную ценность.
Сюжет «Песни» связан с легендами о Дитрихе Бернском. Сказания сильно переосмыслили реальные исторические события – завоевание Италии остготским королём Теодорихом (он является историческим прообразом Дитриха) и устранение им своего предшественника Одоакра. В эпосе Дитрих изгнан из своих владений узурпатором Одоакром и долгие годы живёт изгнанником при дворе гуннского вождя Аттилы, а впоследствии возвращает себе своё королевство. (Позднее Одоакр был заменён на Эрманариха, но в «Песни о Хильдебранде» исконное имя противника Дитриха ещё сохраняется – Отахр).
Именно к возвращению Дитриха из долгого изгнания относится описанный в песни эпизод. Перед войсками Дитриха и Одоакра старый дружинник Дитриха Хильдебранд сходится в поединке с собственным сыном Хадубрандом, выступающим на стороне Одоакра.
Текст на древненемецком можно найти здесь:
www.fh-augsburg.de/%7Eharsch/germanica/Chronolo...
(здесь же можно увидеть и листы рукописи).

Ниже я привожу перевод, сделанный Т. Сулиной.


Я вести внимал, что поведала,
как витязи кликали клич:
на бой, в поединке сразиться, вызывали друг друга они –
то Хильдебранд с Хадубрандом
меж войск повстречались своих.
Сын и отец осмотрели
доспехи свои, на чреслах
по кольцам кольчуги крепили,
на поясе крепком – мечи.
Снаряжались к сраженью герои, пред полки поскакали они.
Хильдебранд речь повёл первым,
старше годами и опытом мудр,
юношу он вопрошал:
«Какого ты племени-роду,
кличешь отцом ты кого?
Среди соплеменников славны
родичи, чаю, твои.
Имя одно назови мне,
скажу остальные я сам:
мне ведом народ сей, дитя».
Хадубранд речь повёл, сын Хильдебранда:
«Мне мудрые старцы поведали,
что давние помнят дела:
Хильдебранд звался отец мой,
Хадубранд я зовусь.
Отправился он на Восток,
гнева Отахра бежал,
с Дитрихом и с дружиной.
В отечестве он покинул
жену и младенца-сына,
наследья лишённых, и прочь
к восточной земле устремился.
Нуждался в нём Дитрих древле,
бедный друзьями изгнанник,
к Отахру он гневом пылал.
Дитриха воин любимый
в битву водил дружину,
в сече всегда был первым,
славен меж храбрых мужей».
Хильдебранд молвил тут, сын Херибранда:
«Бог в небе свидетель, доселе
тебя не сводила судьба
с родичем, юноша, кровным,
более близким тебе».
Тут Хильдебранд снял с руки
ковки отменной запястье,
дар золотой, что пожаловал
гуннов властитель ему:
«Прими в знак приязни его».
Хадубранд молвил тут, сын Хильдебранда:
«Копьём, острием к острию,
воин приемлет награду.
Старый гунн, твои речи лукавы,
копьё твоё смертью грозит.
Оттого до седин ты дожил,
что к обману и лести привык.
Люди бывалые весть
мне привезли из-за моря:
Хильдебранд в битве пал,
мёртв Херибранда сын!
По кольчуге сверкающей вижу:
одеянье богато твоё,
знать, хорошего князя ты воин
и изгнанником вряд ли слывёшь».
Хильдебранд молвил тут, сын Херибранда:
«Боже всесильный, поистине злая
ныне вершится судьба:
тридцать лет я в земле
чужедальней скитался,
бился в первых рядах
и метал я копьё
с той поры, как дружинником стал,
но у стен крепостных не единожды
не был в битве кровавой сражён.
Ну, а ныне родимое чадо
пронзит мне кольчугу железом,
изрубит меня секирой,
или сам его стану убийцей.
Ты не сможешь, однако,
коль силы достало,
старца доспехи добыть,
павшего панцирь получишь,
коли право своё утвердишь».
--------------------------------------
«Тот презреннейший трус
из восточных земель,
кто от битвы теперь уклонится».
«Не избегнуть сраженья,
что любо тебе.
Испытаем, который из нас
похвалиться добычею сможет,
снимет латы и поле покинет,
оружьем двоих нагружен».
Прежде дротики с силой метнули,
те вонзились, застряли в щитах.
Тут сошлись, зазвенело железо.
Вот щиты их изрублены светлые
и сломлено древко копья…

На этом текст обрывается; однако можно с большой долей уверенности предположить, что поединок закончился победой отца и гибелью Хадубранда.
Бой отца и сына – распространённый мотив, встречающийся в эпосе разных народов. Как правило, при этом сражающиеся не знают друг друга и родство их открывается, когда уже поздно. Германская песнь усиливает трагизм ситуации: отец узнаёт сына и ищет мира, но сын не верит ему и вдобавок наносит несмываемые оскорбления; после намёков на трусость примирение уже невозможно. Здесь мы видим характерное пристрастие к проблематичным ситуациям, не допускающим никакого чистого разрешения, и присущий германскому эпосу трагический дух. Древняя песнь находит и нужные слова для изображения внутреннего конфликта – в сдержанном скорбном монологе Хильдебранда.
Впоследствии сказание подверглось переработке – увы, не в лучшую сторону. Соответствующие главы «Саги о Тидреке» (13 век) и «Младшая песнь о Хильдебранде» (16 век) показывают, во что превратился этот древний трагический сюжет – в невысокого пошиба историю о воинском приключении с хэппи-эндом. Действительно, "хороший конец" - не значит "лучший"...

@темы: Heldenepos

---

Нибелунги в "Тидрексаге". Часть 4. Смерть Аттилы.

Осталось рассказать совсем немного. Непосредственным продолжением истории гибели Нибелунгов является возвращение Дитриха – после такого опустошительного побоища ему нет больше смысла оставаться у гуннов (среди вернейших друзей, которых он потерял, по имени он называет троих – Рюдигера, Гунтера и Хагена), и он решает окончательно справиться с Эрменрихом. Но нас интересует не это, а завершение нибелунговского цикла. Всё же Хаген не простого удовольствия ради в последнюю ночь своей жизни попросил себе женщину…
Сын Хагена, мстящий за отца, известен в разных версиях сказания. В Старшей Эдде он появляется в «Гренландской песни об Атли»; там его зовут Хнифлунг и он при помощи Гудрун проникает к Аттиле и убивает его. Он фигурирует также в Младшей Эдде и Саге о Вёльсунгах – везде в этом одном эпизоде. На немецкой почве, как можно будет увидеть, для истории мести был задействован один фольклорный сюжет, делающий месть не только страшной, но и «поучительной». Более поздние источники из Дании, восходящие к немецкой версии, называют сына Хагена Ранке, а объектом мести оказывается уже Кримхильда. В Тидрексаге мстителя зовут Альдриан, и мстит он, «по-старому», Аттиле. История эта не вполне согласуется с тем, как было рассказано о гибели Нибелунгов; как я уже говорил, в саге виден «шов» между версией более старой и более новой.
История эта совсем короткая, и тем, кто читал мои другие посты на нибелунговскую тему, будет уже не очень-то в новость. Однако сама по себе это впечатляющая история и написана очень хорошо.

После гибели Нибелунгов Аттила продолжал править своей державой. При нём рос Альдриан, сын Хагена и той женщины, которую привёл ему Дитрих. Теперь мальчику было 12 лет, и Аттила очень любил его. У самого Аттилы был сын, которому было 11 лет (не пытайтесь это согласовать с предыдущей частью ). Его и Альдриана воспитывала та же женщина.
Однажды вечером Аттила сидел на своём месте и перед ним стоял Альдриан со свечой. Там был очаг, из которого выскочило горящее полено, упало на ногу Альдриану и прожгло ему обувь и саму ногу. Альдриан, однако, ничего не заметил, пока один рыцарь не потушил огонь. Аттила спросил: «Альдриан, о чём думаешь ты так усердно, что совсем забыл убрать огонь от своей ноги?» Тот ответил: «Господин, я думал о том, как мало на это обращается внимание, когда перед тобой стоят булки, всевозможные лакомства и лучшее вино; придёт ли день, когда ты, возможно, будешь есть ячменный хлеб и пить воду.» Король ответил, что как такое могло прийти на ум; в юные годы в военных походах ему приходилось голодать и испытывать жажду, но теперь он стар и дряхл и уже не выйдет в поход, где должен был бы пить воду и есть мужицкий хлеб.
Однажды, когда Аттила отправился со своими людьми на охоту в лес (на это, видимо, сил хватало…), его свита отлучилась от него и с ним остался только Альдриан, и тот спросил, насколько великое сокровище было у Зигфрида, то, что зовётся кладом Нибелунгов. Аттила сказал: «Богатство, что зовётся кладом Нибелунгов, это самое большое количество золота, что когда-либо собиралось в кучу, насколько мы знаем.» Альдриан спросил: «Кто охраняет эти сокровища? Ты не знаешь этого, господин?» Король ответил: «Я не знаю, кто их охраняет и где они спрятаны, и думаю, что ни один человек этого не знает.» Альдриан возразил: «Господин, чем ты вознаградишь того человека, который может показать тебе клад Нибелунгов?» Король: «Кто может это сделать? Я бы сделал его могущественным человеком в моей державе, так что едва ли кто-то был бы так могуществен как он.» На это Альдриан ответил, что может быть так, что этот человек – он, и Аттила сказал, что это было бы большим счастьем. «Если хочешь, чтобы я сказал тебе, где спрятан клад Нибелунгов, тогда мы должны ехать вдвоём, и чтобы никто третий не следовал за нами»? - сказал Альдриан. Король согласился, Альдриан же сказал, что на этот раз они должны ехать домой; так и сделали.
Через несколько дней Аттила захотел поехать в лес и не брать с собой никого, кроме Альдриана. Его людям это показалось удивительным, т. к. Аттила был стар и уже нетвёрдо сидел в седле; им казалось неподходящим, что с ним будет только один попутчик. Но Аттила хотел, чтобы больше никто с ним не ехал. Они уехали далеко в лес и прибыли к горе. Там Альдриан открыл поочередно три двери и вошёл в гору, и Аттила вслед за ним. Альдриан сказал, что здесь клад Нибелунгов, пошёл дальше и показал ему золото, серебро и оружие. В одном месте было богатство, которым владел Гунтер. Затем Аттила пошёл дальше туда, где лежало богатство, принадлежавшее Хагену из Трои, и его было не меньше, чем в предыдущем месте. Аттила долго всматривался в каждый предмет. Альдриан вошёл глубже и велел Аттиле пойти за ним; там он показал добро, которым владел Зигфрид, и там было ещё столько же всего. Аттила очень обрадовался и думал, что ни один король не будет в его дни богаче чем он.
Альдриан обошёл гору изнутри, повернулся к дверям, вышел и захлопнул створку за собой. Аттила закричал: «Мой добрый друг Альдриан, приди снова сюда ко мне.» Альдриан ответил: «Господин, теперь у тебя так сверхдостаточно золота, серебра и драгоценностей, что тебе больше нечего желать. Но я долго жил так, что располагал немногим имуществом. Теперь я хочу пойти в лес развлечься.» Он закрыл вторую и третью дверь и завалил вход камнями и торфом. Теперь Аттила понял, что сделал юноша, и что он хочет отомстить за отца и всех Нибелунгов.
Через три дня Альдриан пришёл к горе. Аттила застучал в дверь и закричал: «Добрый друг Альдриан, открой гору! Я дам тебе золота и серебра, сколько ты хочешь, поставлю тебя во главе своей державы и искуплю тебе твоего отца и друзей. Ты будешь один владеть всем этим золотом и серебром, что здесь в скале, и ещё многим другим в придачу. Я также никогда тебя не упрекну тем, что ты сделал.» Альдриан ответил: «Король Аттила, ты горячо желал клада Нибелунгов, когда твой шурин Гунтер и его братья были живы. Теперь ты сделался счастлив, что можешь один обладать всем золотом и серебром, что они имели. Исполнилось ли то, что я думал: что придёт день, когда бы ты стал есть ячмень и пить воду?» Аттила ответил: «Теперь я хотел бы этого с удовольствием, если бы только это имелось.» Альдриан: «Ты хочешь есть ячмень и пить воду из голоду, да? Но ты этого не получишь. Пей золото и серебро, которого ты долго жаждал!» Альдриан взял гальку и торф и завалил дверь.
Затем он поехал в страну Нибелунгов к королеве Брюнхильде (а тётенька-то всех пережила!). Она любезно приняла его, и он рассказал ей, как отомстил за Гунтера, Хагена и их братьев и что Аттила с величайшей вероятностью мёртв. Она пожелала ему благодарности Бога за то, что ему удалось отомстить за своего отца. Она созвала своих людей и велела рассказать им эту новость, и дала Альдриану много рыцарей, чтобы он овладел своей державой. Альдриан прошёл по стране с большим войском, получил королевство в стране Нибелунгов и такую большую державу, как была у Гунтера и Хагена. Он правил до своей смерти. Аттила же потерял свою жизнь и с тех пор ни один человек не узнал, где спрятан клад Нибелунгов, т. к. Альдриан, который один это знал, никогда не брал эти сокровища.

А державу Аттилы тихо-мирно прибрал себе Дитрих по совету друзей, которые были при Аттиле во время пребывания Дитриха в стране гуннов. (А что, не быть же стране совсем бесхозной... )

@темы: Nibelungen

---

Нибелунги в "Тидрексаге". Часть 3. Гибель Нибелунгов

Эту третью часть я, наверное, сто лет писать буду. Так что будет всё-таки кусками, чтобы интерес не успел остыть.

При переходе к следующему сюжету стОит отметить некоторые его особенности в этой версии. Первая – это то, что страну гуннов здесь разместили аккурат в Вестфалии, и резиденцией Аттилы оказался город Зёст («Зузат»). Причём, как будет впоследствии уверять рассказчик, по словам родившихся в Зёсте там можно увидеть все места, где происходили описываемые события, включая «сад Нибелунгов» и «ворота Хагена». Очевидно, жители Зёста не смогли не перетащить эпический сюжет к себе на родину.
Это небольшая чисто местная особенность; другая, более важная – это встроенность истории гибели бургундов в дитриховскую биографию. Это уже не мелочь, и тут я позволю себе напомнить «Песнь»: 19я авентюра кончается тем, что Кримхильда горюет по Зигфриду, а 20я вдруг начинается с того, что Этцель после смерти Хельхи думает о новой женитьбе. Причём начинается это «с места в карьер», без представления новых героев – кто такой Этцель, что за Хельха, что за Рюдигер, с которым он говорит (Дитрих впоследствии тоже появляется как уже известный персонаж)? Зато в разговоре Этцеля и Рюдигера нам снова рассказывают про бургундских королей и Кримхильду, как будто это они – новые персонажи. Очевидно, автор «Песни» воспроизвёл уже сложившуюся схему, по которой история гибели бургундов рассказывалась как продолжение какой-то другой истории – но не истории Зигфрида и его смерти, а той, в которой фигурировали бы гуннский король и его жена, Рюдигер, Дитрих (об этом пара слов позже).
То, что когда-то кому-то пришла в голову идея объединить сюжет гибели бургундов с дитриховским циклом – событие для истории эпоса очень важное; от этого сказание не только разрослось, но в нём произошла перемена ролей. Аттила-покровитель изгнанника Дитриха не мог быть одновременно алчным и жестоким губителем бургундов – и он остался «хорошим», а функция губителя перешла на Кримхильду. Так она из мстительницы за братьев (мифологизированный образ Ильдико, на ложе которой помер исторический Аттила) превратилась в мстительницу братьям; но хотя её новое поведение было замотивировано (месть за мужа), из её образа не вполне исчезли черты «первоначального» Аттилы. Это заметно и в «Песни» – в том, как она домогается сокровищ (и даже готова пощадить Хагена, если он их отдаст!) В Тидрексаге же местами вдруг проскальзывает мотив алчности самого Аттилы. Видимо, на севере Германии обе версии, старая и новая, какое-то время сосуществовали, и в Тидрексаге заметен некоторый «шов» между ними.
Ещё один момент: вероятно, здесь источником для рассказа в саге послужил уже письменный эпос – очень уж всё масштабно, и это заставляет особенно пожалеть о том, что перед нами лишь пересказ. Похоже, эта масштабность весьма утомила самого рассказчика, так что в некоторых моментах он ограничивается скупым «пересказом действия» по типу «кто кого замочил», и например, гибель Рюдигера и Фолькера проходят едва замеченными. Сомневаюсь, что так же было и в оригинале!

Теперь пара слов о том, что же предшествовало истории гибели бургундов в дитриховском цикле. Дитрих лишился своей державы по вине своего дяди-узурпатора Эрменриха (Эрманариха). Вместе со своими самыми верными дружинниками Дитрих нашёл пристанище при дворе Аттилы (первым же, кто встретил и оказал должное покровительство, был Рюдигер, который и позже заступался за него); он пользуется милостью гуннского короля и его жены, которые оказывают ему помощь в борьбе с Эрменрихом. В Равеннской битве (историческая битва Теодориха и Одоакра), где Дитрих одерживает неокончательную победу, гибнут сыновья Аттилы (за которых Дитрих имел неосторожность поручиться..., ну, для нашего рассказа это несущественно). Их мать, королева Хельха (в саге «Эрка») прожила после этого 2 года, после чего тяжело заболела. На смертном одре она, согласно саге, прощается с Дитрихом и Хильдебрандом, одаривая их напоследок (это очень трогательно описано; сама гуннская королева что здесь, что в немецкой «Равеннской битве» представлена с большой симпатией), а затем зовёт к себе мужа. Она говорит Аттиле, чтобы после её смерти он взял себе в жёны хорошую благородную женщину; если же он возьмёт себе злую, то и он и многие другие поплатятся за это. Она предостерегает его, чтобы он не брал себе жены из страны Нибелунгов и из рода Альдриана, ибо ничто не может принести ему такого несчастья, как такая женитьба.

Однако после смерти королевы Аттила, точно сказочный Иван-дурак, сделал именно то, чего ему не советовали…

сватовство Аттилы и приглашение Нибелунгов

Аттила прознал, что Зигфрид мёртв и что жена его Кримхильда, которая была «прекрасна и очень умна», пережила его. Он отправил в страну Нибелунгов посольство во главе со своим племянником, герцогом Осидом. Тот, представ перед Гунтером и его братьями, сообщил, что Аттила хочет стать их другом и взять в жёны их сестру. Гунтер не против, Хаген, что интересно, тоже – он говорит, что это для них была бы большая честь, но надо обсудить это дело с самой Кримхильдой, поскольку она так горда, что ни Аттила и никто другой в мире не получит её без её согласия. Гунтер вместе с послом отправляется к Кримхильде и излагают всё ей; она отвечает, что не отваживается отказать такому могущественному королю, как Аттила, и согласится, если согласен Гунтер. Так дело было решено, посольство отправилось домой, а напоследок Гунтер подарил Осиду щит и шлем Зигфрида.
Через некоторое время в страну Нибелунгов приехал сам Аттила во главе помпезной процессии из 500 рыцарей. Гунтер со своими людьми выехал ему навстречу; Гунтер подъехал к Аттиле и приветствовал его, а Хаген подъехал к Дитриху, они поцеловались и приветствовали друг друга «как лучшие друзья»; затем они отправились в город. Устраивается богатая свадьба. На прощание Гунтер дарит коня Зигфрида Гране Дитриху, его меч Грам – Рюдегеру, Аттиле же в придачу много серебра. Аттила с женой и своими людьми возвращается в страну гуннов. Кримхильда, однако, каждый день оплакивает своего любимого мужа Зигфрида.
Прошло 7 лет, и однажды ночью Кримхильда говорит Аттиле, как её печалит, что она 7 лет не видела братьев, а заодно рассказывает следующее: «Я могу тебе рассказать то, что ты, возможно, уже знаешь: у моего мужа Зигфрида было столько золота, что ни один король на свете не был так богат как он, и это большое богатство теперь у моих братьев, и они из него мне ни пфеннига не дадут. Но мне кажется более подобающим, чтобы я распоряжалась этим добром. Ты должен знать: получи я это сокровище, ты должен был бы владеть им вместе со мной.» Услышав такое, Аттила серьёзно задумался над этим. А он был «самым жадным до золота из всех людей, и ему не нравилось, что он не владеет сокровищем Нибелунгов». Он ответил, что знает, как много золота было у Зигфрида – во-первых то, что он отнял у дракона, затем то, что взял как военную добычу, и в-третьих то, чем владел его отец Зигмунд (Зигфрид когда-то успел вступить в наследство?); всего этого им недостаёт, но король Гунтер их большой друг. Аттила хочет, чтобы жена пригласила братьев, когда она захочет их видеть.
Через некоторое время Кримхильда отправила в страну Нибелунгов двух шпильманов, снарядив их богато как только возможно и дав им письмо с печатью Аттилы.
Гунтер хорошо принял послов, и через какое-то время они передали ему приглашение приехать в Зёст на пир. Кроме того, поскольку Аттила стар и ему стало тяжело управлять державой, а его сын ещё мал, то им, как братьям матери наследника, подобает управлять страной вместе со своим племянником, пока он не войдёт в тот возраст, когда сможет править сам. Так что «правьте страной вместе с нами… и возьмите с собой столько людей, сколько отвечает вашей чести».
Прочитав письмо, Гунтер созвал братьев посовещаться. Хаген сказал: «Вероятно ты хочешь поехать в страну гуннов по приглашению твоего зятя, короля Аттилы. Но если ты это сделаешь, ты не вернёшься назад и никто из твоей свиты, т. к. Кримхильда – лживая и хитрая женщина. Может быть так, что она готовит нам западню». Гунтер ответил, что Аттила приглашает его по дружбе и он хочет отправиться в страну гуннов. «Ты же советуешь, Хаген, не ехать. Ты даёшь мне такой совет, как твой отец моей матери, один хуже других. Я ему не последую, но непременно поеду в страну гуннов. Я верю, что вернусь назад по моему желанию. Прежде чем я оставлю страну гуннов, она будет отдана в мою власть. Следуй за мной, если хочешь, Хаген! В противном случае оставайся дома, если не осмеливаешься выступить.» Хаген говорит: «Я сказал это не потому, что боялся за свою жизнь больше чем ты за свою. Мне битвы не страшнее чем тебе. Но я могу сказать по правде: если поедешь ты в стану гуннов, с немногими или со многими, никто не вернётся живым в страну Нибелунгов. Если всё же ты отправишься, я останусь. Ты не думаешь, король Гунтер, о том, как мы расстались с Зигфридом? Если ты об этом не думаешь, то я знаю кое-кого в стране гуннов, кто об этом думает, и это наша сестра Кримхильда. Она тебе об этом непременно напомнит, когда ты приедешь в Зёст». Гунтер ответил: «Если ты так боишься свою сестру, что не решаешься ехать, я поеду несмотря на это». Хагена раздосадовало то, что его так часто упрекали его матерью; он встал, пошёл к своему побратиму Фолькеру и сказал, что тот захочет поехать с ними в страну гуннов, как решил король Гунтер. «Все наши люди должны отправиться с нами и быстро вооружиться. Но только те нам нужны, кто готов сражаться.»
Тут подошла королева Ода (Ута), мать Гунтера, и сказала ему, что видела во сне столько птиц мёртвыми в стране гуннов, "что вся наша страна была пуста от птиц". Она слышала, что они решили, но она знает, что от этой поездки будет большое несчастье Нибелунгам и гуннам. "Будь так добр, господин, не поезжай". Хаген ответил, что Гунтер уже решил и так оно и останется; их не заботят сны старых женщин. "Вы знаете мало хорошего!" Королева ответила, что Гунтер и Хаген могут решать, ехать им или нет, но её младший сын Гизельхер должен остаться дома. "Если мои братья едут, я не хочу оставаться" - сказал Гизельхер и взял своё оружие.

Нибелунги в пути

Гунтер отправил весть на всю свою страну, что храбрейшие и мужественнейшие из его людей должны явиться к нему, те, кто силён, смел и предан ему. Когда всё было готово к отъезду, у Гунтера было тысяча человек в блестящих доспехах, сверкающих шлемах, с острыми мечами и копьями, новыми щитами и быстрыми конями. Иные прекрасные дамы сидели дома, оставленные мужем, сыном или братом.
Хаген взял знамя Гунтера, у которого верхняя полоса была золотого цвета, нижняя зелёного, средняя белого и на ней красным шёлком был вышит коронованный орёл. Такого орла носил Гунтер и на своём вооружении, Хаген тоже, но у него орёл был без короны. У Гернота и Гизельхера были красные щиты с золотым ястребом, и такой знак носили они на своём вооружении, и такого же цвета было их знамя. По этому можно было их узнать. Нибелунги следовали своим путём, пока не достигли места, где сливаются Рейн и Дунай (да… и реки сливаются, и едут вроде бы в Зёст, а не на Дунай… плохо было у средневековых вестфальцев с географией). Где потоки соединялись, было очень широко, никакого судна Нибелунги не нашли и остались ночевать в своих палатках.
Вечером после ужина Гунтер сказал Хагену, чтобы тот определил кого-нибудь стоять на страже, кто кажется ему подходящим; Хаген ответил, что вверх по течению пусть Гунтер поставит кого хочет, а вниз по течению на страже будет он сам. Гунтер согласился.
Когда все легли спать, Хаген, вооружившись, пошёл вниз по течению. Ярко светила луна, так что он мог ясно видеть свой путь. Хаген пришёл к пруду, именуемому Мёре, и увидел чьи-то образы в воде. Их одежды лежали на берегу; Хаген забрал их и спрятал. Существа в воде были русалки, мать и дочь, приплывшие из Рейна. Одна из них попросила Хагена вернуть их одежды и вынырнула из воды. Хаген ответил: «Скажи мне сперва, переедем ли мы через эту реку и вернёмся ли.» Русалка ответила: «Вы все невредимыми переправитесь через эту реку, но никогда не вернётесь, и у тебя прежде будет ещё много трудностей». Хаген взмахнул мечом и рассёк обеих русалок.

Он пошёл дальше и увидел судно посередине реки и в нём человека. Хаген попросил его пристать к суше и перевезти человека «ярла Эльзунга» (был в «Песни» некто маркграф Эльзе…); Хаген назвался так потому, что юношей он был во владениях Эльзунга и думал, что так перевозчик скорее к нему отправится. Но тот ответил, что воина Эльзунга он перевезёт не охотнее, чем любого другого: «Без вознаграждения я вообще не гребу.» Тогда Хаген взял золотое кольцо (скорее, браслет), поднял его и сказал, что это будет плата. Перевозчик, который недавно женился, захотел добыть жене украшение и пристал к берегу. Хаген ступил на борт и отдал браслет. Перевозчик хотел грести к противоположному берегу, но Хаген велел ему плыть вверх по течению. Тот не хотел этого, но Хаген сказал, что он должен ехать, хочет он или нет. Перевозчик испугался и привёл своё судно туда, куда хотел Хаген, т. е. к Нибелунгам.
Те были уже на ногах и даже раздобыли маленький челнок, на котором некоторые уже отчалили; посудина, однако, начерпала воды и перевернулась, едва они отплыли, так что они кое-как вернулись на сушу. Они обрадовались, когда прибыл Хаген с большой лодкой. Гунтер со многими рыцарями уселись в неё. Они ехали посередине реки. Хаген грёб так сильно, что сломал оба весла и уключины (?). Тогда Хаген послал к чёрту того, кто делал эти уключины, вскочил, выхватил меч и снёс голову перевозчику, сидевшему на скамье перед ним. Гунтер сказал: «Почему совершил ты это злодеяние? В чём ты его винишь?» Хаген ответил: «Я не хочу, чтобы весть о нашей поездке шла впереди нас. Теперь он об этом ничего не расскажет». Но Гунтер разгневан: «Ты можешь делать только злое. Ты только доволен, если делаешь злое.» Хаген ответил: «Почему должен я скупиться на то, чтобы делать злое в нашей поездке? Я знаю точно, что из нас ни одна душа не вернётся домой».
Гунтер управлял судном (королевское ли это дело?); руль сломался, и лодка оказалась предоставлена ветру и волнам. Хаген быстро подбежал к рулю и крепко его связал. Когда он поправил положение, было уже недалеко от берега. Вдруг посудина перевернулась, и все вылезли на берег мокрые. Они вытащили лодку на сушу, починили всё и отправили своих людей назад к своим. Нибелунги переправлялись, пока все не оказались на другом берегу, после чего целый день были в пути.
Вечером они улеглись и оставили на страже Хагена. Хаген пошёл на разведку и далеко ушёл от своих; он нашёл спящего воина при оружии и забрал у него меч, поле чего пнул его правой ногой в бок (какие подробности…) и велел проснуться. Тот вскочил, схватился было за меч, не нашёл его и сказал, что плохо же защищает владения своего господина... Заметив же приближающееся войско – а это были уже проснувшиеся Нибелунги, проклинает свой сон – теперь на землю его господина маркграфа Рюдигера (в саге «Родингейр») идёт армия… 3 ночи и 3 дня он бодрствовал и потому заснул (а недосыпать вообще вредно…).
Хаген нашёл, что это храбрый малый, что ему и сказал, а заодно дал ему браслет «за честность» и вернул меч. Воин поблагодарил его, а Хаген сказал, что ему нечего бояться этого войска, если он охраняет земли Рюдигера – он их друг, а войско ведёт Гунтер. «Скажи мне ещё, храбрый воин, где ты можешь указать нам ночлег, и как тебя зовут?» - «Меня зовут Эккевард, -ответил тот, - Меня удивляет, как ты сюда приехал. Ты - Хаген, сын Альдриана, который убил моего господина, юного Зигфрида? Остерегайся, пока находишься в стране гуннов. Здесь у тебя будут завистники.» Он добавил, что не может предложить ему лучшего пристанища, чем в Бехларене у Рюдигера, и Хаген сказал, чтобы он сообщил ему об их прибытии, а заодно то, что они изрядно мокрые.
Эккевард поскакал в замок, где Рюдигер только что поел и собрался идти спать; узнав же о прибытии Нибелунгов, он велел своим людям приготовить место встречи и выехал из замка. Он пригласил Нибелунгов к себе, а Хаген поблагодарил Эккеварда за то, как он выполнил поручение.
Они въехали во двор, где маркграф велел развести два костра, возле которых Нибелунги сели обсушиться. Они держали свою одежду над огнём. Тогда сказала Готелинда, жена Рюдигера: «Нибелунги привезли с собой много ярких доспехов, крепких шлемов, острых мечей и новых щитов, и это печаль, что Кримхильда все дни ещё оплакивает Зигфрида.» Потом все пошли в залу, где ужинали со всеми удобствами и были очень веселы, после чего пошли спать.
В постели Рюдигер заговорил с женой о том, что бы подарить Гунтеру и его братьям, и сказал, что Гизельхеру отдал бы свою дочь; жена согласна.
На следующий день Нибелунги хотели отправиться дальше, хотя Рюдигер предлагал им остаться ещё на пару дней. Они не желали задерживаться, и он сказал, что будет их сопровождать со своими рыцарями. Но прежде сели есть-пить, были игры и прочее времяпрепровождение. Рюдигер подарил Гунтеру украшенный золотом и драгоценными камнями шлем, Герноту – новый щит, Гизельхеру – меч Зигфрида Грам и заодно обручил с ним свою дочь. После чего он спросил Хагена, что бы тот мог у него увидеть, что ему захотелось бы это иметь. Хаген ответил про висящий на стене синий щит со многими следами от ударов. Рюдигер ответил, что это подоходит Хагену – этот щит носил герцог Нудунг, и этот щит встретил удары Мимунга, меча Витеге, прежде чем Нудунг погиб. Готелинда заплакала (Нудунг был её братом). Хаген получил щит, Нибелунги поблагодарили маркграфа и они вместе отправились в путь. На прощание Готелинда пожелала им удачи в пути и чтобы вернулись они с честью и славой.

Приехали....

Об их пути сказать особо нечего, кроме того, что день за днём они ехали. В тот день, когда они прибыли в Зёст, был дождь и сильный ветер, и все опять промокли. Когда они проезжали мимо города Торта, навстречу им прискакал посланец Аттилы, который должен был ехать в Бехларен пригласить на пир Рюдигера, а Рюдигер сам уже ехал с Нибелунгами. На вопрос Рюдигера, что нового в Зёсте, посол ответил, что Аттила готовит пир для Нибелунгов; он хотел вернуться, но Рюдигер спросил ещё, сколько людей приглашает к себе Аттила. Посланец ответил, что кроме Нибелунгов король пригласил ещё некоторых, а Кримхильда собирает людей со всей державы, так что праздник готовится на большое число людей и вдобавок должен быть долгим. Рюдигер отпустил посла, и тот вернулся к Аттиле с вестью, что Нибелунги приближаются к городу. Аттила велел украсить каждый дом в городе, одни украсить коврами, в других зажечь огонь. Он отправил Дитриха навстречу Нибелунгам; они любезно приветствовали друг друга и поехали в город.
Кримхильда, стоя на башне, увидела, как они едут в город, и сказала: «Как прекрасно это зелёное лето! Вот едут мои братья с новыми щитами и блестящими доспехами, и теперь вспомню я о том, как печалят меня большие раны Зигфрида!» Она горько заплакала о Зигфриде, вышла навстречу Нибелунгам, приветствовала их и поцеловала того, кто был ближе всех, и далее одного за другим. Город был полон людей и коней, и их число нельзя было определить.
Аттила любезно принял своих шуринов, проводил их в залы, что уже были украшены, и где им разожгли огонь. Нибелунги при этом не сняли доспехов и не оставили оружие. Кримхильда вошла в залу, где её братья сидели у огня и обсушивались; когда они приподнимали плащи, они увидела под ними сверкающие доспехи. Хаген увидел Кримхильду, одел шлем и крепко подвязал его. Кримхильда сказала: «Приветствую тебя, Хаген! Ты привёз мне сокровище Нибелунгов, которым владел юный Зигфрид?» Хаген ответил: «Я привёз тебе чёрта и в придачу мой щит, мой шлем и мой меч. И мои доспехи я дома не оставил.» Гунтер пригласил сестру подойти к ним и сесть; она подошла к Гизельхеру, поцеловала его и села между ним и Гунтером. Она горько плакала, и Гизельхер спросил, почему. Она ответила, что её печалят сегодня и всегда глубокие раны меж плеч Зигфрида, тогда как никакое оружие не повредило его щит. Хаген ответил: «Оставим в покое Зигфрида и его раны. Об этом мы не хотим думать. Король Аттила должен быть тебе теперь так мил, как прежде Зигфрид. Он ещё могущественнее. Ничто не поможет. Раны Зигфрида исцелить невозможно. Всё останется так, как случилось.» Кримхильда встала и ушла.Вскоре вошёл Дитрих и пригласил Нибелунгов к столу. С ним был сын Аттилы Альдриан, которого Гунтер взял на руки и так понёс. Дитрих и Хаген в обнимку вышли из зала и так шли всю дорогу, пока не прибыли во дворец. На каждой башне, в каждой зале, на каждой стене стояли придворные дамы. Все хотели видеть Хагена, «так был он знаменит во всех землях из-за своего мужества и доблести.»
Они вошли в королевскую залу, где Аттила посадил по правую сторону от себя Гунтера, за которым следовали Гернот, Хаген и Фолькер. Слева король посадил Дитриха, Рюдигера и Хильдебранда. Они пили доброе вино, это был великолепный пир и все были довольны. В город прибыло столько людей, что почти каждый дом был полон (пировали не только во дворце?). В ту ночь все спали в мире.
Когда утром все встали, Дитрих с Хильдебрандом и другими рыцарями пришёл к Нибелунгам и спросил, как им спалось. Хаген ответил, что хорошо, но однако его настроение посредственное. Дитрих сказал: «Мой добрый друг Хаген, будь весел и радостен и добро пожаловать к нам! И остерегайся здесь, в стране гуннов, так как твоя сестра Кримхильда ещё плачет каждый день по Зигфриду. Тебе нужно беречься, прежде чем ты вернёшься домой.» Так Дитрих был первым, кто предупредил Нибелунгов.
Когда они были готовы, то вышли во двор замка. С Гунтером шли Дитрих и Хильдебранд, с Хагеном – Фолькер. Нибелунги шли по городу, Аттила сверху наблюдал за ними, и кто-то вышел посмотреть на их шествие вместе с ним. Важнейшим для всех было спросить о Хагене, так он был знаменит. Аттила увидел Хагена и Фолькера, одетых не менее внушительно чем Гунтер; но Аттила не был уверен, кто из них кто, т. к. они оба были в глубоко надвинутых шлемах, и спросил, кто это. Бледель («Блодлин») ответил, что это, верно, Хаген и Фолькер, и Аттила ответил, что должен знать Хагена, т. к. он долгое время был при нём и был им посвящён в рыцари.
Хаген и Фолькер шли по городу, обняв друг друга за шею; увидев придворных дам, они сняли шлемы и дали на себя посмотреть. Хагена легко было узнать: он был строен и широк в плечах, у него было длинное, пепельно-бледное лицо и единственный глаз, который резко блестел. Тем не менее он был «видный мужчина».
Нибелунги шли до городской стены, осмотрели город и так убивали время, Дитрих же ушёл к себе домой. Аттила видел, какое множество людей прибыло; он не мог разместить всех в одной зале (до этого ж как-то разместил?). Поскольку была хорошая погода и прекрасный свет солнца, он велел приготовить пир в саду.
Тем временем Кримхильда пошла к Дитриху и, плача, сказала, что просит его поддержать её в том, чтобы отомстить за её великое горе, что Зигфрид был убит. Она хочет отомстить Хагену, Гунтеру и другим братьям. Она обещает Дитриху столько золота и серебра, сколько он захочет, а также поддержать его в борьбе с Эрменрихом. Дитрих ответил: «Госпожа, этого я определённо не сделаю, и кто это сделает, должен сделать это без моего совета и без моего согласия. Нибелунги – мои лучшие друзья, я лучше сделаю им доброе, чем злое.» Тогда она ушла, плача, и пришла в залу, где был герцог Блёдель, и спросила, поможет ли он её отомстить за её горе. Ей до сих пор не даёт покоя воспоминание о том, как Нибелунги обошлись с Зигфридом. Если Блёдель ей поможет отомстить, она даст ему большое владение и всё, что он пожелает. Блёдель ответил, что если он это сделает, то станет врагом Аттилы, т. к. он их друг. Тогда королева пошла к самому Аттиле и сказала: «Король, где золото и где серебро, что привезли тебе мои братья?» Аттила ответил, что они не привезли ни золота ни серебра, но всё же он хорошо их примет. Королева сказала: «Господин, кто должен отомстить за мой позор, если ты этого не хочешь? Это моё величайшее горе, что Зигфрид был убит. Окажи мне любезность, король! Отомсти за меня! Тогда ты получишь клад Нибелунгов и всю их страну.» Король ответил: «Жена, прекрати и не говори об этом больше! Как могу я обмануть моих шуринов, которые пришли ко мне в доверии? Ни ты, никто другой не должен их обижать." Кримхильда, ничего не добившись, ушла.

Начало большого побоища

Аттила пошёл в сад, где должен был состояться пир, и пригласил туда своих гостей. Кримхильда же сказала Нибелунгам, чтобы они отдали ей оружие. Хаген ответил: «Ты – королева, как можешь ты брать оружие мужчин? Мой отец учил меня, когда я был юн, никогда не доверять оружие женщине, и пока я в стране гуннов, я никогда не расстанусь с моим оружием». Он надел шлем и крепко его завязал, и все заметили, как он разъярён, но не знали, почему. Гернот сказал: «Хаген никогда не был в хорошем расположении духа с тех пор, как отправился в эту поездку. Возможно, проявит он сегодня свою мудрость и своё мужество.» Он также заподозрил измену, и что Хаген знал заранее, как кончится эта поездка для Нибелунгов. Он тоже надел шлем и пошёл в сад полностью вооружённым.
Аттила заметил, что Хаген в гневе и что он подвязал шлем, и спросил у Дитриха, кто это те, что надели шлемы и так неприветливо себя ведут. Дитрих ответил, что это Хаген и Гернот: «Они оба – храбрые воины и в чужой стране. Они делают это из большого мужества. Действительно, они превосходные герои. Можно ожидать, что ты сегодня это заметишь, если всё пойдёт так, как я предполагаю.» Аттила встал и пошёл навстречу Гунтеру и Гизельхеру, взял первого за правую руку, другого за левую и позвал Хагена и Гернота. Затем он отвёл им почётные места по правую сторону от себя. Во дворе горел большой огонь, вокруг которого стояли столы. Нибелунги все были в шлемах, доспехах и с мечами, но их щиты и копья были отданы на хранение оруженосцам. Кроме того, 200 оруженосцев стояли у ворот на страже, чтобы принести весть, если случится измена или раздор. Это посоветовали Хаген и Гернот. Фолькер сидел рядом с воспитателем королевского сына; Кримхильда велела поставить её стул напротив Аттилы.
Кримхильда пошла к своему рыцарю Ирингу и сказала: «Добрый друг Иринг, отомстишь ли ты за мой позор? Король Аттила, король Дитрих и все мои друзья не хотят за меня отомстить.» Иринг спросил, за что она хочет отомстить и почему так горько плачет. Она ответила про убийство Зигфрида, взяла щит Иринга и сказала, что наполнит его красным золотом, и Иринг получит её дружбу. Иринг сказал, что это большое богатство, но ещё более ценно завоевать её дружбу; он созвал своих рыцарей и велел им вооружиться. Их было 100 человек. Королева велела ему сначала перебить оруженосцев и сделать так, чтобы никто из них не проник в сад и чтобы никто не мог выйти из сада живым.
Она быстро пошла в сад и села на своё место. К ней подбежал её сын и поцеловал. Королева сказала: «Мой любимейший сын, если ты хочешь быть равен своим друзьям и у тебя достаточно мужества, тогда иди к Хагену, и когда он наклонится над столом и возьмёт еду из блюда, подними кулак и ударь его по щеке так сильно, как сможешь. Если ты отважишься на это, ты бравый парень.» Мальчик побежал к Хагену, и когда тот наклонился над столом, ударил его кулаком по щеке. Это был более сильный удар, чем можно было ожидать от ребёнка. Хаген схватил левой рукой мальчика за волосы и сказал: «Ты это сделал не от себя самого, и не по совету твоего отца, короля Аттилы; к этому побудила тебя твоя мать. Мало тебе будет пользы от этого удара.» Хаген схватил меч, отсёк ему голову, бросил её Кримхильде на грудь и сказал: «Доброе вино пьём мы в этом саду, дорого нам придётся за него заплатить; этим я вношу первый долг моей сестре Кримхильде!» Затем он отсёк голову воспитателю мальчика: «Теперь вознаграждаю тебя по заслугам за то, как ты присматривал за малым.» Аттила вскочил и закричал: «Вставайте, гунны, все мои воины, вооружайтесь и убейте Нибелунгов!» Все по вскочили; Нибелунги достали свои мечи. У ворот сaда по совету Кримхильды были расстелены свежие воловьи шкуры, и те, кто хотел выбежать из сада, поскользнулись. Там стоял Иринг со своими людьми и многих убил. В зале Нибелунги, в свою очередь, убивали гуннов, так что в саду лежали сотни трупов.
Нибелунги заметили, что те, кто пытался выбежать из сада, пропали, и сражались с гуннами в саду до тех пор, пока не перебили их.
Аттила встал на вершину замка и побуждал своих людей атаковать Нибелунгов. Дитрих со своими людьми ушёл домой и глубоко сожалел о том, что так много его хороших друзей рассорились и сражаются друг с другом. Кримхильда же весь день только и делала, что раздавала шлемы, доспехи, щиты и мечи. Время от времени она выходила в город, побуждала к атаке и взывала, что каждый, кто хочет получить от неё золото, серебро и драгоценности, пусть штурмует и убивает Нибелунгов.
Гунны атаковали сад, Нибелунги защищались, много пало с обеих сторон, но гуннов погибло больше. Однако в город стекались воины из других городов, так что у гуннов стало вдвое больше воинов, чем было вначале. Хаген сказал Гунтеру, что сколько бы они ни перебили гуннов, к ним приходит ещё больше с равнины. Это всё равно, как если бы Нибелунги ничего не делали; благородные из гуннов ещё не приходили под их клинки. «Мне досадно, что мы не можем выйти из этого сада. Тогда мы могли бы сами себе выбирать воинов, с которыми бы сражались. Нибелунги гибнут, хотя больше подвергаются ударам копий и стрел гуннов, чем их мечей. И мы не можем совершить никакого славного деяния, если не сможем использовать против гуннов наше рубящее оружие. Я хочу, чтобы мы поискали выход из этого сада.»
Сад был обнесён каменной стеной; Хаген со своими людьми побежал к западной стороне, где стена была непрочной. Здесь они со всей силы крушили стену, пока не образовалась брешь. Хаген тотчас выскочил наружу. Там была улица и здания с обеих сторон; было довольно тесно. Гернот, Гизельхер и многие Нибелунги последовали за Хагеном и двинулись меж домов. Тут против них выступил Блёдель со своими, и разгорелась жаркая битва.
Гунны затрубили в боевые рога и закричали, что Нибелунги вышли из сада. Все гунны устремились туда. Блёдель уже сражался там, теперь там каждая улица кишела гуннами. Нибелунги были одолены превосходящими силами и оттеснены к саду. Но Хаген прыгнул к зале, опёрся о закрытую дверь и, держа перед собой щит, убивал гуннов одного за другим – одним отрубал руки и ноги, другим голову, других рассекал. Была такая давка, что убитые едва могли падать на землю. Хаген же так прикрывался щитом, что не получил ни одной раны.
Слева находилось прибежище Дитриха, и он сам стоял на стене, вооружённый, со своими людьми. Гернот, Гизельхер и Фолькер отошли по улице к зале и здесь защищались с большим мужеством. Гунны сильно атаковали их. Гернот сказал Дитриху: «Король Дитрих, лучше бы ты вышел сюда поддержать нас и не допустить, что многие сражаются против одного». Дитрих ответил: «Добрый друг Гернот, меня очень огорчает, что начался этот раздор. Здесь я теряю многих друзей и при этом не могу ничего сделать. Я не желаю сражаться против гуннов короля Аттилы, моего господина. Но я не хочу и Нибелунгам делать ничего злого.»
Гунтер узнал, что его братья вышли из сада и что Хагена атакуют сильно превосходящие силы. Сам Гунтер стоял у восточных ворот и защищал их, те ворота, перед которыми стоял Иринг с его людьми. Узнав, что Хагену нужна помощь, Гунтер побежал к западным воротам, где Нибелунги сделали пролом, и храбро выступил туда. Перед садом плотно стояли гунны. Гунтер сильно продвинулся вперёд, и никто из его людей не был столь силён, чтобы за ним последовать. Против него выступил герцог Осид, племянник Аттилы, который был очень сильным бойцом. Они бились до самой ночи, и так как Гунтер один проник в гуннское войско и встретил сильного противника, то был побеждён, схвачен, обезоружен и связан. Одержав такую победу, гунны подняли громкий воинственный крик. Аттила и королева велели привести Гунтера к ним и не убивать его. Осид привёл его к ногам Аттилы; тот, по совету королевы, велел бросить его в «змеиный двор» (называется также «змеиная башня»). Там Гунтер лишился жизни.

Бой продолжается

Хаген и Гернот слышали, как гунны кричат, что они схватили Гунтера. Тут Хаген пришёл в такое неистовство, что побежал от двери, бросился на улицу и стал там рубить по обе стороны от себя. Ничто не могло ему противостоять. Это увидел Гернот, тоже бросился на улицу и убивал гуннов направо и налево. Его меч останавливался только о землю. Юный Гизельхер последовал за ним и многих убил. Так мощно рубили они втроём, что гунны обратились в бегство. Теперь все Нибелунги выбрались из сада на улицу, подняли воинственный клич и ругали гуннов трусливыми псами. Они бежали через весь город и убивали воинов, где те стояли. Была уже тёмная ночь. Гунны всё ещё устремлялись туда-сюда и группами сражались с Нибелунгами. Король Аттила поднялся в свои залы и велел запереть за ним двор и защищать его. Рюдигер пошёл к Дитриху и некоторое время оставался с ним. Блёдель и Иринг со своими людьми ушли на ночлег. В течение ночи ещё много воинов стеклось в город. Было совсем темно.
Хаген, стоя на городской стене, велел затрубил в трубу и созвать всех Нибелунгов. Он сказал Герноту: «Скольких людей мы потеряли с королём Гунтером?» Гернот ответил в том духе, что трудно сказать, и предложил осмотреть войско: пусть Гизельхер со своим знаменем станет справа от Хагена, а его, Гернота, люди – слева. Рядом с Гизельхером пусть сражаются те, кто шёл под знамёнами Гунтера, и с ними Фолькер. Так Нибелунги построили своё войско и затем посчитали; 300 человек они потеряли, но 700 ещё осталось. Хаген сказал, что у них ещё значительный боевой состав, и гунны потеряют ещё много людей, прежде чем Нибелунги будут сломлены. С этим все согласились. Хаген сказал, что если бы сейчас был день, они могли бы одержать победу, т. к. сейчас у Аттилы не намного превосходящие силы; если же они будут дожидаться дня, гуннам прибудет подкрепление из округов и Нибелунгам придётся иметь дело с таким войском, что это будет выше их сил, «и я не знаю, сможем ли мы совершить подвиг, прежде чем лишимся жизни. Это большая досада, что мы не можем добыть себе огонь.Тогда мы ещё могли бы сражаться». После этого Хаген с немногими товарищами поспешил прочь. Там поблизости была кухня; там они достали огонь, тотчас бросили его в дом и сожгли его. Так во всём городе стало светло.
Нибелунги подняли знамя, под воинственный клич и звук рогов пошли через весь город и побуждали гуннов к нападению, когда приходили к домам. Гунны стояли сверху на зубцах и стреляли (т. е. посылали стрелы и копья) вниз, а Нибелунги вверх. Гунны не хотели сражаться до наступления рассвета. Тем не менее Нибелунги убили много из них. С рассветом в город устремились гунны, поспешившие из города Харден. Это было мощное войско.
Обе враждующие стороны подняли знамёна и затрубили в боевые рога; началась долгая жаркая битва. Гунны мужественно двигались вперёд; один воспламенял другого, Кримхильда побуждала каждого убить так много Нибелунгов, как только они могут, и предлагала за это золото и серебро. Блёдель и Иринг были в этой битве. Гернот велел нести его знамя против Блёделя, и оба боевых ряда яростно схватились друг с другом. Гернот наступал во главе своих людей, рубил направо и налево; тут против него выступил Блёдель, и они начали поединок. Долго они сражались с большой отвагой, пока Гернот не закончил поединок тем, что снёс Блёделю голову. Нибелунги возликовали, что пал такой крупный гуннский герцог.
Когда маркграф Рюдигер узнал о гибели Блёделя, он сильно разгневался и закричал своим людям, что теперь они должны сражаться и убивать Нибелунгов. Он велел понести в битву его знамя. Перед Рюдигером Нибелунги падали; долгое время он сражался.
Хаген проник один в гуннское войско, наносил удары направо и налево и перед собой, куда только доставал его меч, и многих также пронзил он своим копьём; его руки были в крови по самые плечи, и его доспехи были полностью красными от крови. Он бился так долго и так далеко проник во вражеское войско, что почти устал и не знал, как он вернётся к своим. Он направился к зале (видимо, какая-то по пути подвернулась), взломал её и вошёл, там прислонился к двери и так отдохнул.
Рюдигер сильно атаковал Нибелунгов. Гунны устремились к той зале, где был Хаген, но он защищал вход и многих убил. Кримхильда увидела его, позвала гуннов и велела разложить у залы огонь, т. к. крыша там была деревянная. Это было сделано, и Кримхильда позвала своего «дорогого друга» Иринга. «Славный Иринг, - сказала она, - Ты должен теперь напасть на Хагена. Он скрывается в доме. Принеси мне его голову! Я наполню твой щит красным золотом».
Иринг направился к зале; она между тем наполнилась дымом, но Хаген ещё был внутри. Иринг ворвался в залу и нанёс Хагену удар по бедру, так что пробил броню и отрубил ему от ноги такой кусок, как те большие куски мяса, какие режут для кухонного котла (бррр, ну и ассоциации…), после чего выбежал из залы. Кримхильда увидела, что Хаген истекает кровью, пошла к Ирингу и сказала: «Послушай, дорогой Иринг, лучший из всех храбрых бойцов, ты нанёс Хагену рану. На второй раз ты его убьёшь». Она взяла два золотых кольца, нацепила их Ирингу справа и слева от его шлема и сказала: «Иринг, добрый малый, принеси мне голову Хагена, ты получишь столько золота и серебра, сколько войдёт в твой щит, и другого столько же». Иринг второй раз побежал к зале. Хаген на этот раз поберёгся, обернулся к нему и ударил копьём под щитом в грудь, так что пробил броню и тело, и остриё вышло меж лопаток. Иринг упал к стене. Хаген сказал, что отплати он так же Кримхильде за её злобу, как Ирингу за свою рану, дал бы своему мечу петь в стране гуннов.

Конец

Тут случилось «нечто великое». Рюдигер сильно атаковал и убивал Нибелунгов; против него выступил Гизельхер, и они пустили в ход своё оружие. Меч Гизельхера Грам так хорошо "жалил", что при ударе рассекал броню, шлем и одежды. И так пал Рюдегер мёртвым с большими ранами. Это постигло его от того самого меча, что он прежде подарил Гизельхеру в знак дружбы.
Гизельхер и Гернот наступали и продвинулись вплоть до покоев Аттилы и там многих убили. Фолькер же храбро и проворно продвигался к зале Хагена. Так плотно падали воины перед ним, что он ступал не по земле, а по мёртвым телам. Хаген увидел, как некий воин Нибелунгов пробирается к нему и рубит гуннов, чтобы ему помочь. Хаген сказал: «Кто тот человек, что так храбро устремляется ко мне?» Фолькер ответил: «Я Фолькер, твой товарищ. Посмотри на проход, который я тебе прорубил.» Хаген сказал: «Да возблагодарит тебя Бог за то, что ты так даёшь своему мечу петь на шлемах гуннов.»
Дитрих увидел, что Рюдигер мёртв. Тогда он громко воззвал: «Мой лучший друг, маркграф Рюдигер, мёртв; теперь я не могу праздно сидеть. Вооружайтесь, мои воины! Теперь я должен сражаться с Нибелунгами.»
Дитрих выступил на улицу и, «как говорится в немецких песнях», трусам не было уютно, когда он и Нибелунги сошлись в битве, и далеко в городе было слышно, как Экезакс (меч Дитриха) пел на шлемах Нибелунгов. Дитрих был очень разъярён, но Нибелунги мужественно защищались. В этой битве пало много Амелунгов (воинов Дитриха) и много Нибелунгов. Дитрих со своими наступал так мощно, что "доблестный герой Хаген из Трои" отступил и устремился в залу к Герноту и Гизельхеру. Дитрих и Хильдебранд преследовали их.
Теперь в зале находились Хаген, Гернот, Гизельхер и Фолькер (больше никого не осталось); Дитрих ворвался туда. У двери стоял Фолькер и преградил ему путь. Дитрих нанёс ему такой удар по шлему, что голова отлетела. Тут выступил Хаген, и у них с Дитрихом начался поединок. Хильдебранд атаковал Гернота, они бились, пока Гернот не получил смертельную рану и опустился мёртвым на землю. Теперь в зале больше не было способных сражаться, кроме этих четверых: Хагена и Дитриха и, в другом месте, Хильдебранда и Гизельхера.
Аттила спустился с башни на место их сражения. Тут Хаген сказал, что хорошим делом было бы пощадить юного Гизельхера: «Он невиновен в убийстве Зигфрида. Я один нанёс ему смертельную рану. Не заставляйте Гизельхера расплачиваться за это. Он ещё может стать хорошим рыцарем, если останется жив.» Гизельхер сказал: «Я говорю это не потому, что не осмеливаюсь защищать себя, но моя сестра Кримхильда может засвидетельствовать: когда был убит Зигфрид, мне было пять зим и я ещё лежал в постели возле матери, и я невиновен в этом убийстве. Но одному пережить своих братьев я не хочу.» Он напал на Хильдебранда и наносил ему удар за ударом. Но поединок кончился так, как и следовало ожидать – Хильдебранд нанёс Гизельхеру смертельную рану.
Тут сказал Хаген Дитриху: «Мне видится, что наша дружба разрушена, какой бы крепкой они ни была. Теперь я буду так крепко защищать свою жизнь, что или я её потеряю или отниму твою. Доведём же мужественно до конца этот поединок! Пусть один другому не ставит в упрёк происхождение» (поскольку у Дитриха в этом плане всё чисто, Хагену явно не хочется услышать чего-нибудь в свой адрес….). Дитрих ответил: «Я не прошу ни у кого помощи в этом поединке. Действительно, я хочу довести его до конца с ловкостью и мужеством». Они бились долго и мощно. Едва ли можно было предвидеть, кто победит. Битва длилась так долго, что оба устали и были изранены. Дитрих пришёл в ярость и отвага его возросла, т. к. его раздражало, что он так долго должен сражаться с одним человеком. Он сказал: «Это действительно большой позор, что я здесь должен стоять целый день, и передо мной стоит и со мной сражается сын альва.» Хаген ответил: «От кого нужно ожидать худшего, от сына альва или от самого дьявола?» Тут Дитрих так разъярился, что… пыхнул огнём… (OMG… вот зачем это нужно было здесь… неужто никакого правдоподобного способа одолеть Хагена нельзя было придумать?) От этого доспехи Хагена так раскалились, что не защищали его больше, а сжигали его. Хаген сказал, что теперь он сложит оружие, т. к. сгорает в собственной броне. «Был бы рыбой, как я человек, я был бы скоро изжарен к столу.» (самое время для такого юмора….) Тогда Дитрих схватил его и сорвал с него доспехи.
Кримхильда пошла и взяла большую горящую головню из сгоревшего дома, подошла к Герноту и ткнула ему этим бревном в рот, чтобы узнать, мёртв ли он. Он был в самом деле мёртв. Тогда она подошла к Гизельхеру и ему ткнула головнёй в рот. Он был ещё жив, но от этого умер. Дитрих увидел, что делает Кримхильда, и сказал Аттиле: «Посмотри, как дьяволица Кримхильда, твоя жена, своих братьев, славных малых, мучает до смерти! Как много мужей лишились из-за неё жизни! Сколько славных бойцов она уничтожила – гуннов, Амелунгов и Нибелунгов! Она бы точно так же и нас с тобой отправила в преисподнюю, если бы могла.» Король Аттила сказал: «Она поистине дьявол. Убей её! Было бы хорошо, если бы ты это сделал семью ночами раньше (ну да, хорошая мысля приходит опосля…). Тогда иные благородные герои, что теперь мертвы, были бы целы». Дитрих подскочил к Кримхильде и рассёк её.
Затем Дитрих пошёл к Хагену и спросил, может ли он выздороветь. Хаген сказал, что поживёт ещё несколько дней, но нет сомнения, что он умрёт от таких ран. Дитрих велел привести Хагена в свой дом и перевязать ему раны. Последнее он поручил своей родственнице Херрат (вообще-то так звали жену Дитриха; может, она и имеется в виду?). Наутро Хаген сказал Дитриху, что пусть он даст ему женщину, чтобы он мог провести с ней ночь. Дитрих это сделал. Утром (уже следующим) Хаген сказал этой женщине: «Может быть так, что у тебя через некоторое время родится сын от меня. Он должен зваться Альдриан. Здесь ключ, который ты должна хранить. Отдай его мальчику, когда он вырастет. Этот ключ открывает сокровищницу Зигисфрида (так в тексте), где спрятаны сокровища Нибелунгов.» После этого Хаген умер.

Так закончили свою жизнь Нибелунги и все благороднейшие мужи в гуннской земле, кроме Аттилы, Дитриха и Хильдебранда. Пала тысяча Нибелунгов и 4000 гуннов и Амелунгов. После этой битвы в стране гуннов образовалась такая пустота с именитыми воинами, что в дни Аттилы не было больше такого отбора воинов, как в начале этой битвы. Так исполнилось то, что предсказывала Аттиле королева Хельха – что всем гуннам будет большое несчастье, если он возьмёт себе жену из страны Нибелунгов.

запись создана: 14.01.2012 в 23:59

@темы: Nibelungen